« Апрель 2024 » | ||||||
Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |
15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |
22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |
29 | 30 |
Учитесь молиться
|
Митрополит
Сурожский Антоний. Приступая
к беседам для начинающих молитвенный путь, я хочу со всей ясностью оговорить,
что не ставлю цель академически объяснить или обосновать, почему надо учиться
молитве; в этих беседах я хочу указать, что должен знать и
что может сделать тот, кто хочет молиться. Так как сам я –
начинающий, я буду считать, что вы тоже начинающие, и мы попытаемся начать
вместе. Я не обращаюсь к тем, которые стремятся к мистической молитве или к
высшим ступеням совершенства, – "молитва сама проторит дорожку” к ним
(святитель Феофан Затворник) Когда
Бог пробьется к нам или мы прорвемся к Богу при каких-то исключительных обстоятельствах,
когда повседневность внезапно распахнется перед нами с глубиной, которую мы
никогда раньше не замечали, когда в себе самих мы обнаружим глубину, где
молитва живет и откуда она может забить ключом – тогда проблем нет. Когда мы
ощущаем Бога, то мы стоим лицом к лицу с Ним, мы поклоняемся Ему, мы говорим
с Ним. Поэтому одна из очень важных исходных проблем – это положение
человека, когда ему кажется, будто Бог отсутствует, и вот на этом я хочу
теперь остановиться. Речь не о каком-то объективном отсутствии Бога, – Бог
никогда на самом деле не отсутствует, – но о чувстве отсутствия,
которое у нас бывает; мы стоим перед Богом и кричим в пустое небо, откуда нет
ответа; мы обращаемся во все направления – и Бога нет . Как
быть с этим Прежде
всего, очень важно помнить, что молитва – это встреча, это отношения, и
отношения глубокие, к которым нельзя принудить насильно ни нас, ни Бога. И
тот факт, что Бог может сделать для нас Свое присутствие явным или оставить
нас с чувством Своего отсутствия, уже является частью этих живых, реальных
отношений. Если можно было бы вызвать Бога к встрече механически, так
сказать, вынудить Его к встрече только потому, что именно этот момент мы
назначили для встречи с Ним, то не было бы ни встречи, ни отношений. Так
можно встретиться с вымыслом, с надуманным образом, с различными идолами,
которые можно поставить перед собой вместо Бога; но это невозможно сделать по
отношению или в отношениях с Живым Богом, точно так же, как это невозможно в
отношениях с живым человеком. Отношения должны начаться и развиваться именно
во взаимной свободе. Если быть справедливым и посмотреть на эти отношения
именно как на взаимные, то ясно, что у Бога гораздо больше оснований
печалиться на нас, чем у нас – оснований жаловаться на Него. Мы жалуемся, что
Он не делает явным Свое присутствие в те несколько минут, которые мы отводим
Ему в течение всего дня; но что сказать об остальных двадцати трех с
половиной часах, когда Бог может сколько угодно стучаться в нашу дверь, и мы
отвечаем: "Извини, я занят”, или вообще не отвечаем, потому что даже и не
слышим, как Он стучится в двери нашего сердца, нашего ума, нашего сознания
или совести, нашей жизни. Так вот: мы не имеем права жаловаться на отсутствие
Бога, потому что сами отсутствуем гораздо больше Второе
важное обстоятельство – то, что встреча лицом к лицу с Богом – всегда суд для
нас. Встретив Бога, будь то в молитве, в богомыслии или в созерцании, мы
можем быть в этой встрече только либо оправданными, либо осужденными. Я не
хочу сказать, что в этот момент над нами произносится приговор конечного
осуждения или вечного спасения, но встреча с Богом – всегда критический
момент, кризис. "Кризис” – греческое слово, и оно означает "суд”. Встреча с
Богом лицом к лицу в молитве – критический момент, и слава Богу, что Он не
всегда являет нам Себя, когда мы безответственно, беспечно добиваемся встречи
с Ним, потому что такая встреча может оказаться нам не по силам. Вспомните,
сколько раз Священное Писание говорит о том, что опасно оказаться лицом к
лицу с Богом, потому что Бог – сила, Бог – правда, Бог – чистота. И вот,
когда мы не чуем, не переживаем ощутимо Божие присутствие, первым нашим
движением должна быть благодарность. Бог милостив; Он не приходит до времени;
Он дает нам возможность оглянуться на себя, понять, и не добиваться Его
присутствия, когда оно было бы нам в суд и в осуждение Я
вам дам пример. Много лет назад ко мне пришел человек и стал просить:
"Покажите мне Бога!” Я сказал, что не могу этого сделать, и прибавил, что
если и мог бы, то он не увидел бы Бога. Потому что я тогда думал и теперь
думаю: чтобы встретить, увидеть Бога, нужно иметь что-то общее с Ним, что-то,
что даст нам глаза, чтобы увидеть, и восприимчивость, чтобы
уловить, почуять. Этот человек спросил меня тогда, почему я так о нем думаю,
и я предложил ему размыслить и сказать, какое место в Евангелии его особенно
трогает, чтобы мне попытаться уловить, в чем его сообразность с Богом. Он
сказал: "Да, такое место есть: в восьмой главе Евангелия от Иоанна рассказ о
женщине, взятой в прелюбодеянии”. Я ответил: "Хорошо, это один из самых
прекрасных и трогательных рассказов; а теперь сядьте и подумайте: кто
вы в этой сцене? На стороне ли вы Господа и полны милосердия,
понимания и веры в эту женщину, которая способна покаяться и стать новым человеком?
Или вы – женщина, которая изобличена в прелюбодеянии? Или один из старейшин,
которые все один за другим вышли вон, потому что знали свои грехи? Или же
один из молодых, которые колеблются и медлят?” Он подумал и сказал: "Нет, я –
единственный из иудеев, который не вышел и стал забивать эту женщину
камнями”. Тогда я сказал: " Благодарите Бога, что Он не дает
вам встретиться лицом к лицу с Ним теперь! Это,
может быть, крайний пример, но разве он часто не применим к нам? Мы не то что
прямо отвергаем слова Божии или Его пример; но мы, пусть не так грубо,
поступаем подобно воинам во время страстей Христовых: мы хотели бы закрыть
Христу глаза, чтобы без помехи ударить Его, а Он нас не видел бы. Разве не
это мы делаем, когда прячемся от Божьего присутствия и поступаем по своей
воле, по своим настроениям и прихотям, вопреки тому, что есть воля Божия? Мы
пытаемся накинуть покров на Его глаза, но ослепляем только себя самих. Как же
мы можем в такие минуты приходить в Его присутствие? Можем, конечно – в
покаянии, с сокрушенным сердцем; но нельзя идти, рассчитывая, что мы тут же
будем приняты с любовью, как Его друзья Вспомните
разные места в Евангелии: люди гораздо большего, чем мы, духа не осмеливались
принять Христа. Вспомните сотника, который просил Христа исцелить своего
слугу. Христос сказал: "Я приду”, но сотник ответил: "Не надо – скажи только
слово, и слуга мой исцелеет”. Так ли мы поступаем? Обращаемся ли мы к Богу,
говоря: "Не делай Свое присутствие явным, ощутимым для меня; достаточно,
чтобы Ты сказал слово, и совершится то, что должно; пока мне
не надо большего…” Или вспомните Петра в лодке после большого улова рыбы: он
упал на колени и сказал: "Оставь меня, Господи, я человек грешный!” Он просил
Господа уйти из его лодки, потому что, может быть, впервые испытал смирение;
а пережил он чувство смирения, потому что внезапно прозрел величие Христа.
Случается ли это когда-либо с нами? Когда мы читаем Евангелие и перед нами
встает неотразимая красота и слава образа Христова, когда мы молимся и нас
охватывает чувство величия и святости Божией, говорим ли мы когда-нибудь: "Я
недостоин, чтобы Ты пришел ко мне”?.. А что сказать о тех случаях, когда мы должны
понимать, что Он и не может прийти к нам, потому
что нас-то нет, чтобы Его принять; мы хотим получить что-то от
Него, а вовсе не Его Самого. Можно ли это назвать отношениями? Так
ли мы относимся к друзьям? Ищем ли мы того, что дает дружба,
или любим самого друга? И в какой степени это же верно по отношению к Господу
Теперь
подумаем о молитвах, ваших и моих; вспомним, как сильна, горяча, глубока
бывает молитва, когда молишься о ком-то, кого любишь, или о чем-то важном для
тебя. Сердце открыто, всё наше существо собрано и сосредоточено в молитве.
Значит ли это, что весь смысл этой молитвы, вся ее сила – во встрече с Богом?
Нет; это значит только, что для тебя важен предмет твоей молитвы. Потому что
когда после такой горячей, глубокой, напряженной молитвы о любимом человеке
или по поводу тревожных обстоятельств мы переходим к следующей теме, которая
не так глубоко нас затрагивает, и мы остываем – что изменилось? Бог ли
охладел или отошел в сторону? Нет, это просто значит, что вдохновение и
напряженность нашей молитвы родились не от Божьего присутствия, не от моей
веры в Него, моей тоски по Богу, чуткости к Нему, а лишь от того, что мое
сердце болеет о ком-то, о чем-то – но не о Боге. Как же тогда удивляться, что
мы не ощущаем Божьего присутствия? Не Он отсутствует, а нас нет
при такой "встрече”. Не Он, а наше сердце остывает, потому что Он для нас не
так уж много значит Иногда
Бог "отсутствует” еще и по другой причине. Пока мы подлинны, пока мы являемся
самими собой, Бог может присутствовать во встрече и может что-то для нас
сделать. Но как только мы напрягаемся быть не тем, что мы есть на самом деле,
то для нас ни сделать ничего нельзя, ни сказать; мы становимся фиктивным,
подставным существом, а с такой нереальной личностью Бог ничего не может
сделать Для
того чтобы мы могли молиться, мы должны войти в отношения, которые
определяются как Царство Божие . Мы должны сознавать, понимать, что
Он – Бог, что Он – Царь, и отдаться, поручить себя Ему. Мы всегда должны хотя
бы помнить о Его воле, даже если пока неспособны ее выполнить. В противном
случае, если мы относимся к Богу, как богатый юноша, который не мог последовать
за Христом, потому что был слишком богат, – как можем мы
тогда встретиться с Ним? Как часто посредством молитвы, посредством глубокого
общения с Богом, по Которому мы тоскуем, мы просто ищем для себя немного
радости; мы не готовы продать всё, чтобы купить взамен драгоценную жемчужину.
Как в таком случае можем мы обрести эту жемчужину? Ее ли мы ищем?.. Ведь
подобное происходит и в человеческих отношениях: когда мужчина или женщина
полюбит кого-то, все остальные люди уже не имеют для него, для нее того же значения.
Это выражено в древнем изречении: "Когда у юноши есть невеста, он окружен уже
не мужчинами и женщинами, а просто людьми” Не
это ли может, не это ли должно произойти со всяким нашим богатством, когда мы
обращаемся к Богу? Не должно ли оно стать своего рода фоном, бледным и серым,
на котором со всей рельефностью будет выделяться единственная значительная
Личность? Нам хотелось бы иметь один мазок небесной лазури для полноты
картины нашей жизни, в которой столько темных сторон. Бог же готов оказаться вне
нашей жизни, Он готов взять на Себя всю ее полностью, как крест, но не
готов быть просто одним из обстоятельств в нашей жизни Так
вот, когда мы пришли к выводу, что Бог отсутствует, не следует ли нам
поставить перед собой вопрос – кого мы в этом виним? Мы всегда виним Бога, –
либо обвиняем Его прямо в лицо, либо жалуемся другим, что Он отсутствует, что
Его никогда нет, когда Он нужен, что Он не отзывается, когда к Нему
обратишься. Иногда мы более "благочестивы”– именно в кавычках! – и говорим:
"Бог испытывает мое терпение, мою веру, мое смирение”, и находим множество
способов обратить Божий суд о нас выгодной для нас стороной: "Я так терпелив,
что могу терпеть даже Самого Бога!” Разве это не так?. Помню,
когда я был молодым священником, я однажды произнес проповедь, одну из
многих, произнесенных мною в приходе. После службы ко мне подошла девушка и
сказала: "Отец Антоний, вы, наверное, очень плохой человек”, Я ответил: "О
да, – но как вы об этом узнали?” Она пояснила: "Вы так хорошо описали наши
грехи, что, конечно, вы сами их все совершили”. Разумеется, дурные мысли и
дурные состояния, неприглядное описание которых я вам здесь предлагаю,
вероятно, мои собственные, но, может быть, хоть в какой-то мере, всё же и
ваши Если
мы хотим молиться, то сначала должны быть убеждены в том, что мы – грешники,
нуждающиеся в спасении, что мы отделены от Бога, что не можем жить без Него,
и единственное, что мы можем Ему принести, это наша отчаянная тоска о том,
чтобы стать такими, какими Бог принял бы нас, принял в нашем покаянии, принял
нас с милосердием и любовью. И вот молитва, с самого ее начала, – это наше
посильное восхождение к Богу, момент, когда мы поворачиваемся к
Богу, не решаясь подойти ближе, зная, что если мы встретим Его слишком рано,
прежде, чем Его благодать поможет нам встретить Его – встреча будет судом.
Всё, что мы можем сделать, это повернуться к Нему в благоговении, в трепетном
преклонении и почитании, на какие мы только способны, со всем вниманием и
серьезностью, и просить Его сделать с нами что-то, что даст нам способность
встретиться с Ним лицом к лицу, не в суд и не в осуждение, но в жизнь вечную Здесь
я хотел бы напомнить вам притчу о мытаре и фарисее. Мытарь приходит в храм и
стоит позади, у входа. Он знает, что стоит осужденным; он знает, что в
категориях справедливости ему надежды нет, потому что он не причастен Царству
Божию; он – вне царства правды и праведности или царства любви, потому что не
принадлежит ни царству праведности, ни царству любви. Но в той
жестокой, уродливой жизни насилия, которая является его жизнью, он научился
чему-то, о чем праведный фарисей не имел и понятия. Он научился, что в мире
соперничества, в мире хищнических отношений, жестокости и бессердечия,
единственное, на что можно надеяться – это на вторжение милосердия, на
вторжение сострадания, неожиданное и невероятное, которое не коренится ни в
исполнении долга, ни в строе естественных отношений, и которое приостановило
бы закономерность жестокости, насилия и бессердечности в повседневной жизни.
Мытарь, будучи вымогателем, ростовщиком, хищником, знал из собственного
опыта, что бывают моменты, когда безо всякой причины – поскольку это никак не
входит в его мировоззрение – он вдруг простит долг, потому что его сердце
дрогнуло и стало уязвимым; когда, может случиться, он не предаст кого-то в
тюрьму, потому что человеческое лицо что-то ему напомнило или звук голоса
коснулся его сердца. Логики в этом нет; это не входит ни в его образ мыслей,
ни в его обычный образ действий. Тут, наперекор и вопреки всему, вторгается
нечто, чему он не может противиться; и он тоже, вероятно, знает, как часто
сам бывал спасен от конечной катастрофы этим вторжением неожиданного и
невероятного – милости, сострадания, прощения. И вот он стоит у церковной
притолоки, зная, что область внутри храма – область праведности и любви
Божией, которой он не принадлежит и куда вступить не может. Но он по опыту
знает, что невероятное сбывается, и тут-то он и говорит: "Помилуй! Нарушь
законы справедливости, нарушь законы религии, милостиво сойди
к нам, не имеющим права ни на прощение, ни на то, чтобы вступить в эту
область”. И вот я думаю, что это – исходная точка, от которой мы должны
начинать снова и снова, постоянно Вы,
вероятно, помните место у апостола Павла, где Христос ему говорит: Сила
Моя в немощи совершается… Эта немощь – не та слабость, которую мы
обнаруживаем, когда грешим и забываем Бога, но такая слабость, которая
означает гибкость до конца, полную прозрачность, всецелое предание себя в
руки Божии; обычно же мы стараемся "изо всех сил” и мешаем Богу явить Его
силу Когда
ребенок только начинает учиться писать и не знает, что от него ожидается, то
его рука совершенно гибко и послушно управляется рукой матери; как только он
вообразит, что понял, и старается "помогать”, всё идет вкривь и вкось: вот
что я имею в виду, когда говорю, что сила Божия совершается в немощи. Или же
возьмите парус: ветер может его наполнить так, что он понесет весь корабль –
только потому, что парус гибок; если вместо паруса вы поставите прочную
доску, то ничего не получится… Железная рукавица крепка, но как мало можно ею
сделать; перчатка хирурга еле чувствуется, еле приметна, ничего не стоит ее
порвать, но благодаря ей "умная” рука врача творит чудеса… И вот одна из
вещей, которым Бог постоянно старается нас научить вместо воображаемой и
ничтожной, анархичной нашей "силы” – это хрупкость, гибкость, всецелая отдача
себя в руки Божии Я
вам дам пример. Двадцать пять лет тому назад один мой друг, у которого было
двое детей, погиб при освобождении Парижа. Дети его не любили меня, ревновали,
что у отца есть такой друг, но когда отец умер, они потянулись ко мне –
потому что я был другом их отца… И вот его дочь, девочка лет пятнадцати,
пришла однажды ко мне в приемную (я был врачом прежде чем стать священником)
и увидела, что рядом с медицинскими принадлежностями у меня на столе лежит
Евангелие. Со всей самоуверенностью юности она сказала: ”Не понимаю, как
может образованный как будто человек верить в такую чепуху”. Я ее тогда
спросил: "А ты читала?” Она ответила: "Нет”. – "Так вот помни: только очень
глупые люди судят о вещах, которых не знают”. После этого она прочла
Евангелие, и оно настолько покорило ее, что вся ее жизнь переменилась, потому
что она начала молиться, Бог дал ей испытать Свое присутствие, и она
некоторое время жила этим. Потом она заболела неизлечимой болезнью, и когда я
уже был священником в Англии, прислала мне письмо, где говорила: "С тех пор,
как тело мое начало слабеть и вымирать, дух мой более живой, чем когда-либо,
и я ощущаю Божие присутствие так легко и с такой радостью”. Я написал ей в
ответ: "Не ожидай, что это состояние продлится; когда сил еще убавится, ты не
сможешь больше собственным порывом устремляться к Богу, и придет время, когда
тебе покажется, что к Богу нет доступа”. Через некоторое время она снова мне написала:
"Да, вы были правы; я теперь так слаба, что не могу собрать сил, чтобы
устремляться к Богу или даже тосковать по Нему, и Бога словно нет”. Я ей
тогда ответил, чтобы она попробовала поступить по-другому: научиться смирению
в подлинном, глубоком смысле этого слова На
латинском языке humilitas, смирение происходит от слова humus – "плодородная
земля”; и вот, смирение не заключается в том, чтобы, как мы это постоянно
делаем, "прибедняться”, и думать и говорить о себе плохое, и убеждать других,
будто наши ходульные манеры и есть смирение. Смирение – это состояние
плодородной земли; земля всегда у нас под ногами, она самоочевидна, она
забыта; по ней мы ходим – и никогда ее не вспомним; она открыта всему, в нее
мы кидаем отбросы, всё, что нам не нужно. Она безмолвна и всё принимает, – и
самый навоз, и отбросы она принимает творчески и обращает их в живое и
животворное богатство. Она самое разложение претворяет в новую силу жизни;
открытая дождю, открытая всякому семени, она приносит плод в тридцать, в пятьдесят
и во сто крат И я
посоветовал этой женщине: "Учись быть такой же перед Богом: отдающейся, не
сопротивляющейся, готовой принять и от людей и от Бога, что бы они ни дали”.
И на самом деле ей пришлось много претерпеть от людей. После шести месяцев ее
болезни муж устал от того, что у него умирающая жена, и бросил ее: она с
избытком познала отвержение, но и Бог осиял ее Своим светом и послал
освежающий дождь. Немного позже она написала: "Я совсем истощена. У меня нет
сил устремляться к Богу, но теперь Бог Сам сходит ко мне” Этот
рассказ – не только иллюстрация, он подчеркивает основную мысль: вот та
немощь, в которой Бог может явить Свою силу, и вот такая ситуация, когда
отсутствие Божие обращается в Его присутствие. Мы не можем насильно завладеть
Богом; но если мы стоим, как мытарь или как эта женщина – за гранью того, что
"правильно”, но в пределах, где царит милосердие, мы можем встретить Бога Теперь
постарайтесь продумать "отсутствие” Бога, и поймите всем своим существом, что
раньше чем стучать в дверь (и это не только дверь Царства в общем смысле,
Христос действительно говорит: Я есмь дверь ), надо
осознать, что мы находимся вне, снаружи. Если мы по безумию вообразим, что мы
уже в Царстве Божием, то, разумеется, и стучаться некуда,
остается только глядеть вокруг – где же ангелы и святые и предназначенная для
нас обитель? И когда мы не увидим ничего, кроме темноты или стен, то вполне
справедливо можем удивляться, до чего непривлекателен рай… Надо осознать, что
мы еще не в раю, что мы всё еще вне Царства Божия, и тогда спросить себя: где
же дверь и как в нее стучать? В
прошлой беседе я говорил о том, как мы воспринимаем отсутствие Бога – не
объективное Его отсутствие, а то, как мы лично это состояние переживаем. И я
сказал, что пока мы не осознали, что находимся вне Царства Божия, и, чтобы
нас впустили, нам нужно стучать в дверь, мы можем долгие годы прожить в
иллюзии, будто уже там находимся, и никогда не достичь тех глубин, где Божие
Царство раскрывается во всей своей красоте, во всей своей правде, во всей
своей славе И
вот, говоря, что мы находимся "снаружи”, я не имею в виду, что мы просто и
радикально вне Царства, как могли бы просто и радикально находиться уже в его
пределах. Здесь, я думаю, скорее можно говорить о постепенном продвижении из
глубины в глубину или от высоты к высоте, так, что на каждой ступени мы уже
обладаем каким-то богатством, какой-то глубиной – и вместе с тем продолжаем
тосковать и стремиться дальше, к большему богатству и к большей глубине. Это
очень важно помнить, потому что даже находясь еще вне Царства Божия, мы уже
удивительно богаты. Бог столько нам дал: мы одарены умственно и эмоционально,
наша жизнь так полна, что нам может показаться, будто большего уже не может и
быть, что мы достигли полноты, цельности, предела нашего поиска. Но мы должны
понять и должны помнить, что всегда есть что-то большее. Мы можем ликовать о
том, что как мы ни бедны – мы так богаты, но одновременно
устремляться к подлинному сокровищу Царства Божия, не давая себе увлечься
тем, что уже имеем, чтобы не отвернуться от того, что еще впереди |